"Я падала и сильно расшибалась"

Питер

Я родилась в Питере. Но не люблю этот город. Питер для меня -- сплошные потери. Детство было безрадостным, потому что мы жили тяжело, бедно. Много болел и рано умер папа. Все мрачные воспоминания связаны с этим городом. Я без сожаления уехала из Питера, хотя тоска по родным осталась. Этот город и сейчас для меня полон детских призраков. Человек так устроен, что из детства ярче всего помнятся обиды. Детство вообще складывается из моральных травм и обид. Хотя помню и праздники, и дни рождения, которые родители всегда устраивали, несмотря на нашу нищету. Я и не догадывалась, что можно жить иначе, думала, что сушки и чай на праздничном столе -- нормальное явление.

«Я верю в судьбу. Как в нее не верить, если она так хорошо складывается, тьфу, тьфу, тьфу. Я многое уже попробовала и сейчас стою на всем своем багаже. И теперь могу идти дальше, экспериментируя на том, что уже накоплено. Я уже нахожусь в той поре, когда мне многое легко и в радость. Я не замечаю, как трачусь».

Самое неприятное было связано со школой. Я ее боялась как огня. Боялась получить взбучку от родителей. Больная, с температурой ходила в школу. В общем, получила спартанское воспитание. Хотя сейчас понимаю, что благодаря этому у меня повышенная сопротивляемость. Сначала я училась в школе у Пяти Углов. Но после восьмого класса меня попросили оттуда -- мои плохие оценки по математике, физике, химии портили картину успеваемости. То, что меня, как человека второго сорта, перевели в другую школу, стало для меня одной из первых травм. В старших классах я сумела завоевать очки среди новых одноклассников. Я их смешила, развлекала, читала стихи. Как-то сумела перебороть в себе невероятную стеснительность. Даже отличники стали считать меня человеком.
Москва

Я поступила в Школу-студию МХАТ. Началась самостоятельная жизнь. Конечно, я была к ней совершенно не подготовлена. Но привыкла и прожила в общежитии в общей сложности около десяти лет: четыре года в институтском, пять -- Театра Сатиры. Я себя нормально там чувствовала и даже не хотела уезжать. Жизнь в общежитии мне привычна. Я выросла в коммунальной квартире, в которой было 30 комнат и жили 30 семей, общая кухня с двумя раковинами и один туалет. Я человек из коммунальной квартиры. Меня не очень удручают гости, периодически живущие у нас в доме, я быстро адаптируюсь в любом сожительстве.

Представляете, комнату в общежитии -- в ряд по 15 кроватей?! Но в отличие от коммунальной квартиры с ее постоянными скандалами и драками, у нас не было серьезных конфликтов. Сложности, конечно, присутствовали. Кто-то приходил в час ночи, а я всегда любила рано ложиться. Кто-то ночью варил макароны и долго их поедал, кто-то пел. В общем, мы то ссорились, то сближались. Но врагами никогда не становились.

Первый год взрослой жизни завершился первым самостоятельным отдыхом. Моя близкая подруга Таня Рогозина, позже актриса Театра им. Маяковского, соблазнила меня поехать отдыхать. Денег у нас практически не было. Сначала мы отправились на Рижское взморье. Погода стояла там отвратительная, и мы решили рвануть на Украину. В каком-то украинском селе сняли односпальную кровать, хозяйка нам готовила, а мы воровали в саду фрукты. Такой отдых нам показался скучным. И мы сели в автобус, уходивший в Одессу.

Денег оставалось совсем ничего. Но вскоре на наше счастье туда приехала отдыхать Марина Неелова со своими подружками. Мы были знакомы, она училась с Таней на параллельных курсах. У них с деньгами было получше. Мы жили вместе с ними, только на веранде. И подъедали за ними, особенно за Мариной. У нее был плохой аппетит. Они поедят немного и отставят тарелки. Мы ждали, пока они уйдут, и за ними доедали. Но для нас и это было нормально, потому что мы продолжали наслаждаться морем и солнцем. Мы были такими загорелыми, что на нас подходили смотреть на пляже. А загар был оттого, что нам некуда было, кроме пляжа, пойти... В один прекрасный день я готовила на веранде гречневую кашу с консервами «Мясо кита в рыбьем жире». Вдруг сзади раздается: «Пожар, пожар». Обернувшись, вижу -- моя веранда, где на керосинке готовилась каша, пылает, пламя уже почти до дома дошло. Как я умудрилась этот пожар погасить сама, до сих пор не представляю. Наша хозяйка, вернувшись с пляжа и увидев, что мы чистим обгоревшую кастрюлю, начала нас успокаивать: «Ну подгорело, ничего страшного». И тут вдруг она заметила свой дом, но уже без веранды. Ее реакция была потрясающей: «Сейчас же купите мне обои и быстро уходите! Муж увидит, вас убьет!» На обои ушли последние деньги, отложенные на дорогу. На наше счастье муж хозяйки пришел в стельку пьяный и тоже не заметил отсутствия веранды. Дальше нам уже оставалось жить только на пляже. Продали с себя почти всю одежду и купили билеты в плацкарту. В плацкарте у меня не было места, и я двое суток пролежала под трубой на третьей полке. Но на этом приключения не закончились -- мы отстали от поезда. Слава Богу, догнали. В Ленинграде уже была глубокая осень. А мы, черные от загара, вышли на перрон в сарафанах и в шлепанцах. Вот таким было наше первое двухмесячное турне. Не знаю, как мы вернулись неизнасилованными и не погибли от какого-нибудь цирроза или чахотки...
Театр

В Сатире у меня появились замечательные роли, но, думаю, они не были интересно сыграны. Я падала и очень сильно расшибалась. Не понимая того, что благодаря этому я росла и становилась актрисой. Заслуга Плучека в том, что он не снимал меня с ролей, которые я поначалу проваливала, и даже продолжал давать мне большие роли. А ведь ему все нашептывали. Сатира -- вообще театр нашептываний.

Мне всегда везло с партнерами. Почти все в Сатире было сделано у меня рядом с блестящими актерами: Анатолием Папановым и Андреем Мироновым. Я их очень любила и боялась, потому что понимала, что как партнерша я не предел их мечтаний. Думаю, они меня просто терпели. Может быть, я ошибалась. На гастролях, помимо спектаклей, мы вместе проводили вечера: Шура Ширвиндт, Андрей Миронов. Они постоянно разыгрывали сюжеты с какими-то переодеваниями, шутили друг над другом, не боясь смеяться над собой. Это в них мне очень нравилось. Но таких привязанностей, как у нас с Валерой Гаркалиным, у меня не возникало нигде. В репертуарных театрах этого не бывает. Валера Гаркалин -- мой постоянный партнер. Он очень глубокий, очень умный, тонкий. Я его люблю и не знаю, как это выразить другим словом. Ведь слова выше, чем «люблю», нет. Я его обожаю. Не знаю, за что мне такой подарок от жизни достался. С Валерой мы встретились в Ялте. Мы сидели и разговаривали за столом. И вдруг я его увидела. Он вышел, как из какого-то сна, и вывел меня из него. До этого я не знала о его существовании. Я думаю, что это моя находка, мое открытие. Поэтому я его никому не отдам. Настоящих мужчин вообще не так много. Валера -- настоящий. Я всегда знаю, что хочу с ним встретиться. Если у меня тяжелый день, но я вспоминаю, что предстоит репетиция с Валерой, мне сразу становится легче.

В Маяковке я провела десять лет, преуспела по количеству ролей, но они, к сожалению, не сыграли никакой роли в моей судьбе. Позже судьба привела меня в театр к Леониду Трушкину. Там могла сложиться замечательная компания, но мы расстались. Леня не простил мне того, что я из-за съемок не успевала на спектакль.

...Я стала многое понимать, начав работать самостоятельно. Вообще же антреприза начиналась из такого сора... Я прошла через это. Мы собирались, скидывались по 30 -- 40 рублей, покупали парики, костюмы и делали на свои деньги спектакль. Я играю в своем костюме, сама покупаю себе колготки, всю парфюмерию, косметику. Зато это дает мне право считать, что я уйду и не буду никому ничего должна.

В антрепризе я никогда не буду играть то, что зрителям сейчас не нужно. Недавно мы выпустили спектакль «Золото» по пьесе израильского автора Йозефа Бар-Йозефа. Режиссер Роман Козак принес мне ее и сказал: «Почитай, вдруг понравится». И она мне настолько понравилась, что мы буквально сразу начали репетировать. Действие происходит в 70-х годах в Израиле. Еврейская семья бежит из Бессарабии. Я мать. У меня два взрослых сына: Валерий Гаркалин и Игорь Золотовицкий из МХАТа. Мне все равно сколько лет моей героини, хоть сто девяносто. Она очень сильный человек. Она может обогнать поезд, перелететь через гору. Это не сюр. Я к ней так отношусь, она для меня эпическая фигура. Я всегда мечтала о такой роли. Чаще всего они достаются мужчинам.
Семья

У моих детей свой оригинальный путь. Я это уже поняла и не требую от него того, что у него на роду не написано. Я сумасшедшая мама, отовсюду звоню узнать, как они. Я бы и с Луны, наверное, позвонила спросить, что они ели и во сколько Лиза легла спать. Я всегда хотела чтобы они стали более самостоятельными, чтобы их не страшно было выпускать в жизнь. Чтобы их переделать, мне нужно переделать себя, а это очень тяжело. Так что, в основном, борюсь сама с собой.

Я не ощущаю своих лет, но, по-моему, все так говорят. Мне все кажется, что я та же, что и в 15 -- 16 лет. Да и мои дети не понимают, что я не их подруга. Но когда я очень устаю, когда мне нужно отдохнуть или я пью валокордин, они очень пугаются и начинают паниковать. Но вообще я рада, что я для них молодая. Я не делаю из себя матрону, хожу в джинсах, свитерах, куртках. Солидность мне совершенно не свойственна: ни в одежде, ни в поведении. Наверное, многие думают, что я придуриваюсь. Даже если я надену на себя паранджу, все равно будут говорить: «Это она специально сделала, чтобы привлечь к себе внимание». Я во многом согласна с Валерой Гаркалиным, который считает, что женщина не должна с собой ничего делать, а быть такой, какой создала ее природа. Я стараюсь не пользоваться косметикой. Только помадой -- она поднимает мне настроение. Как я выгляжу в жизни -- меня давно уже не волнует. Меня волнует, как я выгляжу на сцене и на экране. Там мне всегда хочется нравиться. Конечно, и в жизни это приятно, но не будешь же с утра ехать в метро на репетицию загримированной?!

Я понимаю, что родители не имеют права никогда уставать от воспитания. И это приносит плоды, хоть и не сразу. Дети стали намного дружнее (у них восемь лет разницы). Раньше могли и подраться. Сейчас они более терпимы друг к другу.
Мужчины

В школе меня не интересовали мальчики. Я от них бегала, они не вызывали у меня никакого ощущения, кроме ужаса, так как были необаятельными и закомплексованными. Первый роман был странным, точнее это был не роман, в меня серьезно влюбился какой-то ненормальный военный. Молодой мужик вбил себе в голову, что он меня любит. Я оканчивала школу, и он ко мне прицепился. Начал ходить ко мне домой. Моя мама очень гостеприимная, все голодные всегда приходили к нам, и она стала его кормить. Он и подумал, что на него уже делается ставка. Крылья свои расправил, даже в Москву приезжал, когда я поступила. Но я от него убежала. Потом уже были настоящие романы. Позже я поняла, для того, чтобы нравиться мужчинам, не нужно стараться нравиться. Мужчины сразу чувствуют и пугаются таких женщин. И, как правило, пытаются от них убежать.

Между партнерами на сцене, в кино желательны хорошие отношения, но в любовные лучше не входить, потому что они обязательно закончатся, и тогда, наоборот, может начаться конфликт. Конечно, я тоже влюблялась в своих партнеров, но чаще всего не доводила это до романа, чтобы их не потерять. К тому же почти все настоящие романы среди партнеров никогда не перерастали ни во что серьезное. Кроме того, я никогда не могла бы увести человека, который мне понравился из сложившейся жизни, из его семьи. Для меня это совершенно исключено. Я думаю, у меня голова управляет, хотя по натуре я очень влюбчивая. Эта черта с возрастом не проходит, но можно спокойнее смотреть на все, потому что другие проблемы прибавляются. На увлечения остается все меньше и меньше времени и настроения. С возрастом я поняла, что ревность -- то, с чем бороться бессмысленно. Это должно само пройти. Позже будет досадно, что ты себя так растрачивал на это жестокое, бездарное и бессмысленное чувство. Но бороться с ним тоже бессмысленно, его нужно пережить, хотя у меня и сейчас бывают такие всплески. В любви до сих пор мне свойственно больше отдавать. Раньше я переживала по этому поводу. Теперь разобралась -- тому, кто больше отдает, значит, и нужно меньше. Тут все логично. Одно вытекает из другого.